XXXIX

К чему говорить мне ! Я знаю : она
пуста , переменчива и своенравна,
и если вода не родится в скале,
то чувство в душе ее черствой - подавно.
Я знаю : в ней сердце - гнездовье змеи,
я знаю : в ней каждая жилка бесстрастна,
она не ожившая статуя ... но
она так прекрасна !

LVIII

Хочешь, чтоб тонкий нектар твои губы
горьким осадком не жег ?
Только вдохни аромат его или
сделай один лишь глоток.
Хочешь, чтоб мы о любви сохранили
теплую память в груди ?
Ныне любовью упьемся, а завтра -
завтра уйди.

LXVIII

Я не помню, что мне снилось -
Но печален был мой сон ...
Я проснулся ... сердце билось ...
Дух был грустен и смущен.

Видно, ночь меня терзала.
Тяжким гнетом страшных грез,
И подушку орошала
Жгучим ядом тайных слез.

Неужели сердце плачет
И страдать ему дано ?
Слава богу ! Это значит, -
Не мертво еще оно !

LXXIII

Глаза ей закрыли,
где боль остывала,
на лик ее белый
легло покрывало.
Беззвучно рыдая,
не молвив ни слова,
родные из скорбного
вышли алькова.

Мерцавшая с пола
слепая лампадка
тень ложа бросала
на стену, где шатко
в порывах неровных
лампадного масла
застывшее тело
всплывало и гасло.

Забрезжило утро,
запели пичуги,
и ожило все
в пробужденной округе.
И видя как двойственно
таинство это -
смесь жизни и смерти,
потемок и света -
я думал, печалью
нежданной томим:
как тягостно мертвым
в успенье - одним.

До храма несли
на плечах ее тело
оставили гроб
в полумраке придела,
где желтые свечи
и черные ткани
лицо ей венчали
и белые длани.

С последним ударом
вечернего звона
старуха молитву
дочла монотонно ,
к скрипучим дверям
поплелась , причитая ,
и стала безлюдной
обитель святая .

Все тихо, лишь маятник
слышен негромкий
да кашляют свечи
в немые потемки.
Пугающий сумрак
клубится по плитам,
так мрачно и пусто
в затворье забытом, -
и снова я мыслью
печальной томим:
как тягостно мертвым
в успенье - одним !

Железный язык
колокольною речью
напутствовал горестно
дщерь человечью .
Все в трауре черном ,
в молчанье печальном , -
родные с друзьями
в кортеже прощальном .

В стене отворили
увесистым ломом
проем неширокий
к последним хоромам .
Задвинули гроб
и замазали плиты ,
простились и отбыли ,
горем убиты .

Могильщик , собрав
инструмент похоронный ,
ушел , напевая
мотив немудреный .
Смеркалось ; густели
вечерние тени ,
и вновь я подумал
в немом запустеньи ,
где землю студило
дыханьем ночным :
как тягостно мертвым
в успенье - одним !

Ненастной порою ,
когда до рассвета
ограда скрипит ,
содрогаясь от ветра ,
и ливень на окнах ,
и дом как темница ,
мне девушка эта
внезапно приснится .

Ей ливень играет
на вечной свирели ,
к ней ветер студеный
крадется сквозь щели .
В стене обомшелой
на старом погосте ,
должно быть , простыли
в ночи ее кости !

Тела истлевают ?
А души - нетленны ?
Все - прах и материя
без перемены ?
Не знаю ! .. Есть что - то ,
что слов не находит ,
что нас наравне
и томит , и изводит
при мысли о мертвых ,
о том , что мы их
оставили в тлене -
в успенье - одних !